После "Невозможного сообщества", как после оперы, остается звуковое послевкусие: из музея выходишь, напевая какой-нибудь привязчивый мотивчик, потому что выставка — отдельное произведение искусства, она вся звучит и у нее, кажется, есть единый ритм, складывающийся из ритмов десятков видеоинсталляций и живых перформансов. Самым эффектным из которых было появление на вернисаже трех волынщиц-панков, нанятых польским виртуозом партиципаторных практик Павлом Альтхамером и заглушивших громкие "хоровые" видео шведки Йоханны Биллинг и британки Сони Бойс. Однако поставленная Виктором Мизиано опера говорит о том, что единого тотального ритма сегодня нет, идеи единства призрачны, связи разорваны, сообщества распадаются и коммуникация затруднена. На парадной лестнице вас встречает "Хор" — видео "Программы Escape", где на одном экране появляются все четыре участника первого состава группы — Валерий Айзенберг, Антон Литвин, Лиза Морозова и Богдан Мамонов, каждый из них поет свою песню, но какофонии мы не слышим, поскольку кино немое. 

Вначале речь шла о ретроспективе к десятилетию "Программы Escape", основанной в 1999-м Валерием Айзенбергом, но за те два года, что над проектом работал Виктор Мизиано, концепция изменилась, и сольные партии "эскапистов" утонули в интернациональном хоре единомышленников. Вот эскейповский перформанс "Исчезновение" 2000 года: члены группы, демонстрируя фальшивость связей в арт-тусовке, убегают ото всех, кто пытается обменяться с ними любезностями на открытии фестиваля "Кук-Арт". А вот акция чешского концептуалиста Иржи Кованды 1978 года: он созвал друзей на перформанс в центре Праги и, когда все собрались, пустился наутек. Расставленные возле музея абсурдистские дорожные знаки с буквами ESC Антона Литвина рифмуются с разбросанными по всем залам сюрреалистически бессмысленными объектами бельгийца Оноре д'О. Ироническая "Таблица" Валерия Айзенберга, с бухгалтерской методичностью подсчитывающего, какой вклад внес в работу каждый член Escape,— с инсталляцией—исследованием взаимоотношений внутри киевских художественных сообществ, сделанной украинской группой Р.Э.П. Перформанс "эскаписта" второго призыва Константина Аджера, сыгравшего с небольшим ансамблем немую джазовую импровизацию на лишившихся голосов инструментах,— с видео эстонца Яана Тоомика, который, захлебываясь, поет под водой. 

"Программа Escape", занимавшаяся чем-то неуловимым, нематериальным и незрелищным, перформативным, случавшимся там и тогда, сделавшая своей темой проблему невозможности коммуникации — внутри группы, в художественном сообществе, со зрителем — и в полном соответствии с заявленной темой постоянно распадавшаяся, служит отправной точкой для рассказа о том, чем жило искусство нулевых и, возможно, продолжает жить до сих пор. В мире, ощутившем, что глобализм — с его миграционными потоками, всемирной паутиной и социальными сетями — еще одна утопия и что чем более развиты средства коммуникации, тем проблематичнее она как таковая. Мнимость единства внутри маленького художественного коллектива демонстрирует киевская TanzLaboratorium, актеры которой, разбросанные по разным концам музея, делают вроде бы один перформанс, но увидеть его целиком невозможно. Мнимость единства мирового художественного сообщества показывает харьковская "SOSка", реконструировавшая в виде инсталляции собственную галерею-сквот: ее стены украшают фотографии членов группы в обнимку с фаворитами Центра Пинчука Дэмиеном Херстом, Джеффом Кунсом и Такаси Мураками, но сама обшарпанность этих стен говорит о том, какая пропасть между теми и другими. 

Здесь царит "эстетика взаимодействия": Лиза Морозова входит в тактильный контакт со зрителем непосредственно на выставке, акции англичанина Джереми Деллера, запустившего в московское метро команду артистов-дуракавалятелей, или француза Дидье Курбо, наводящего домашний уют в общественной урбанистической среде, превращают в зрителя каждого случайного прохожего. Здесь взамен дискредитировавших себя политических сообществ предлагаются альтернативные художественные: словенская группа Irwin строит — во времени, а не в пространстве — утопическое государство мастеров культуры, Евгений Фикс претворяет в жизнь бойсовский лозунг, предлагая каждому стать художником и участвовать в составлении группового "Портрета 19 миллионов" бывших членов КПСС. 

Проект предполагал и несколько интервенций паблик-арта в городское пространство — вроде "Маяка" Вадима Фишкина, заставившего башню гостиницы "Пекин" загораться красным светом при каждом ударе его сердца. На фасаде ММСИ на Гоголевском вывесили было плакат группы Irwin "Пришло время для нового государства! Говорят, там возможно счастье", но сняли через несколько часов по приказу кого-то сверху, дабы не смущать этаким дадаизмом сограждан. Что лишний раз доказывает, что в России политическое искусство актуально, как нигде, а проблем с коммуникацией, по крайней мере вертикальной, нет. Но при всем политико-философском пафосе у "Невозможного сообщества" совершенно трогательный финал, переводящий проблему разрыва коммуникации в человеческое измерение. Это видеоинсталляция живущего в Италии албанца Адриана Пачи: на одном экране его родившаяся в Италии дочка запевает народную албанскую песенку, на другом — хор оставшихся на родине стариков-родственников, никогда не видевших живьем этого ангелочка, подхватывает припев.